Персидские напевы

Писатель Александр Проханов — о том, почему Россия и Иран обречены на создание нового справедливого мира

Недавно вместе с моими коллегами по Изборскому клубу я побывал в Иране. Это страна древних огнепоклонников — огромных поселений, в которых стоят дымные туманные колонны, каменные львы, вековые изваяния. И одновременно — страна баллистических ракет, ультрасовременных индустриальных центров. Cтрана ослепительно красивых, украшенных зеркалами мечетей, где солнечная вспышка разносит тебя и твое отражение по всем концам вселенной. А также — страна ядерных физиков и высоколобых величавых мусульманских мыслителей.

Иран переживает очень интересный — драматический и пафосный — период своей истории. Десятки лет Иран, занимаясь ядерной программой, находился в жесточайшей блокаде со стороны Запада, Америки. Ирану не позволяли выходить на рынки с его главным богатством — нефтью и газом, заморозили счета в западных банках.

Иран то и дело ждал нападения. Израиль грозил бомбардировками ядерных объектов, а сухопутные контингенты вот-вот готовы были пересечь иранскую границу. Иранское общество жило в состоянии мобилизации, затягивало кушаки, берегло каждую копейку. И вдруг победа. В результате переговоров по ядерной программе, где благую роль сыграла и Россия, американцы отступили. Сняли целый ряд санкций. В ближайшее время разморозят или уже разморозили $50 млрд иранских средств, что хранятся в западных банках. Эти деньги скоро хлынут в Иран. Тот быстро перекачает их в собственные банки и намерен отдать их местным предпринимателям под невысокий процент, что обеспечит иранское экономическое чудо.

Иранское общество в результате таких послаблений качнулось в сторону либеральных ценностей. Мы спрашивали у наших партнеров, не является ли стратегический компромисс с Америкой, либерализация иранской жизни своеобразным протестным восстанием против теократических принципов, на которых устроена иранская жизнь? Нет, объясняли нам, противоречия с Америкой у Ирана стратегические и метафизические. По-прежнему Америка для Ирана — это большой шайтан. И в Сирии, где происходит сегодня военная драма, интересы Ирана и Америки кардинальным образом не совпадают. Иран участвует в сирийском процессе политически, дипломатически, присутствует и на поле боя. Иранские контингенты — стражи исламской революции — воюют на сирийских полях сражений. И по некоторым источникам, иранцы несут там немалые потери: они уже приближаются к тысяче погибших.

Россия и Иран на поле боя взаимодействуют как партнеры, как союзники. Концепция Ирана относительно Ближнего Востока такова — не позволить Западу перекроить Ближний Восток в своих интересах. Территориальная целостность ближневосточных государств должна быть соблюдена любой ценой. Правительство Башара Асада должно остаться. И Асад является той красной чертой, за которую Иран в своих компромиссах никогда не переступит.

В результате последнего визита президента Путина в Тегеран, где он встречался с иранским духовным лидером аятоллой Хаменеи, были развеяны накопившиеся за десятилетия сомнения и противоречия. Пробиты и раскупорены каналы, через которые наше взаимодействие должно быть усилено. Прежде всего это оружейные контракты. Некоторое время мы воздерживались от поставки в Иран стратегических вооружений, в частности, систем противовоздушной обороны С-300. Теперь эти препятствия сняты, и первые элементы противосамолетных, противоракетных систем уже поступают в Иран. Начинается поставка других видов вооружения, различных товаров и оборудования. Министры обеих стран встречаются, заключается масса торговых соотношений.

Главным объектом нашего взаимодействия остается Бушерская АЭС, драматическая станция, которая была заложена более 30 лет назад. Но когда произошла Иранская революция, проект был приостановлен. Во время ирако-иранской войны на станцию налетали самолеты, бомбили, разрушали корпуса. Среди строителей станции были жертвы. И вот строительство этой станции решили передать русским. Мы взяли незавершенный объект - этот огрызок, обломок, в который были вмонтированы элементы чужой индустрии, чужой техносферы, и надрывно, мучительно, встраивая свои машины и реакторы в ту схему, достроили станцию. Теперь она работает в полную мощь. В ближайшее время будет заключен контракт на второй, на третий и, может быть, на четвертый блоки. Эти грандиозные проекты разрабатывается совместно — русскими и иранцами, и осуществляются по совершенно новым, современным русским технологиям.

Иран — это страна нефтеполей и газовых месторождений. Колоссальное месторождение Южный Парс на берегу Персидского залива. Там мы спрашивали, что будет теперь, когда Иран со своим топливом выйдет на мировые рынки? Не собьет ли это окончательно цены на нефть? И не испытает ли от этого Россия неудобство в кризисный период? Нам объясняли, что выброс иранской нефти на мировые рынки абсолютно незначительно колыхнет его, потому что в первые годы этот объем будет нечувствительным по отношению к производству нефти во всем мире. К тому же при возможности России и Ирана устанавливать сложные экономические, финансовые отношения в газонефтяной сфере, быть может, возникнет разговор и о создании нового ОПЕК. Эти возможности искупают те тревоги и опасения, что связаны с выходом Ирана с его нефтью на мировые рынки.

Нам очень важно было встречаться не только с технократами, с военными, с представителями дипломатии и научных кругов, но и с духовенством. В священном городе Кум, что в 100 км от Тегерана, сосредоточены десятки исламских университетов. Там работают самые блистательные, изысканные умы, изучающие ислам, шиитскую версию. Они исследуют вопросы, которые, казалось бы, у нас в России являются юрисдикцией гражданских учреждений. Например, возможно ли с точки зрения ислама использовать оружие массового уничтожения. Или устанавливают, каким образом, согласно исламскому мироучению, дети еще во чреве матери обладают правами. И нарушение этих прав, убийство детей во чреве матери, является антизаконным, антибожественным актом.

И в беседах, в напряженных духовных исканиях, когда мы посещали то грандиозные индустриальные центры, то подходили к великолепным с золотыми куполами мечетям и гробницам, мы понимали, что мы — два соседних великих народа — обречены не просто на добрососедство, а на дружбу, на создание нового справедливого мира. А разве не этим живут остальные народы? Разве не этого чает все остальное человечество?