Захарченко: Украинская сторона нарушает соглашение о прекращении огня

Трагедия под Иловайском закончилась многочисленными смертями и сотнями раненых. Какую-то часть раненых украинцев обменяли на пленных "потерявшихся" российских десантников, многие продолжают самостоятельно выходить из окружения. Пленных украинских бойцов группами отпускают благодаря работе украинского центра по обмену военнопленными. В субботу 16 украинских пленных были отправлены к родным, благодаря Руслане и этому центру. О том, как это было, мы поговорили с самой Русланой.
- Руслана, что заставило вас поехать на Донбасс спасать солдат?
- Это все очень спонтанно получилось. Был запланирован визит в Днепропетровск. Я увидела перед собой не то что Днепр, а увидела такой уверенный город Львов начала 90-х, когда только-только начиналась независимость.
То есть, патриотизм зашкаливает. Днепропетровск всегда был, наверное, патриотичным городом, но в данном случае я увидела вообще другой Днепр. Я как-то так прониклась, мы все обнимались-целовались, так громко все это происходило – "Слава Украине!", гимн…
Видно было по всему, что у людей сейчас ничего нет дороже этой темы, ничего нет дороже того, чтобы сохранить страну, мы все чувствуем этот острый момент.
И когда я уезжала, мне предложили организаторы - у нас еще планируется День авиации, мы соберем летчиков и т.д., приедешь выступить бесплатно? Я говорю: "Да, конечно, приеду, без проблем".
И я приехала в Днепр, мы поехали в госпиталь, к раненым. Я была в реанимации, видела ребят, которых только привезли, они еще были в коме. Мне все показали. Конечно, видеть обгорелые тела и ребят без рук, без ног – честно скажу, это не совсем спокойно. Кстати, я с Семеном Семенченко там познакомилась, пришла к нему в палату, мы с ним поговорили.
А потом я спустилась в холл, там меня ребята ждали. И я посмотрела на их лица и поняла, что они меня сейчас убьют. Я говорю: "Почему вы на меня смотрите волком?". Они говорят: "Руслана, то, что мы пережили… Мы пошли на фронт в шлепанцах. Теперь еще, не дай Господи, нас будут называть дезертирами". У нас был очень непростой разговор, очень честный.
Вообще в стране ситуация непростая. Любой разговор, который начинается – неизвестно, чем он закончится. Не начинать разговор - неправильно, умалчивать ситуацию - неправильно, бояться сказать себе правду - неправильно, а начинаешь говорить, и действительно не понимаешь, когда и чем это закончится…

Раненные бойцы в госпитале в Днепропетровске. Фото с ФБ Русланы
С чего начался поход под администрацию президента? 28-го, в четверг, мне звонят мои ребята с "Ночной варты", с Майдана, и говорят: "Слушай, тут под администрацией президента большой митинг, приезжай… Семен Семенченко написал в Фейсбуке, что надо быстро помогать, потому что ребята оказались в кольце. И родственники их собрались под администрацией президента и просят конкретной помощи".
Мы приехали. Вышли переговорщики, сказали: "Президент так озабочен… все нормально, 90% информации мы не можем вам сказать". Представляете, митинг стоит, 2-3 тысячи народу, а переговорщики берут микрофон для того, чтобы сказать, что им нельзя ничего сказать людям.
Состояние родных я не могу передать, потому что их и так колбасит, им звонят, им говорят: "Мы уже прощаемся с жизнью, скорее всего, нас уже до утра не будет". Матери, в обморок падают, плачут и кричат: "Помогите, сделайте что-то". И в этот момент выходят переговорщики после разговора с Порошенко и говорят: "Ну, за всех переживают, все будет нормально, вы не волнуйтесь, там отличная операция".
Потом мы все узнали, что операция была действительно "отличная". Я вышла тогда и сказала: "Не просто нужно дать поддержку батальонам, нужно срочно вводить военное положение, потому что это ненормально, когда одни идут жизнь отдавать, а другие гуляют с собачкой по парку".
Все должны оказаться сейчас в равных условиях, тогда сразу все поймут, что страна в опасности. Потому что сидеть возле телевизора, щелкать новостями и спрашивать: "Сколько у нас там еще областей осталось?" – это тоже ненормально.
Короче, я приезжаю в Днепр, встречаюсь с Владимиром Рубаном, это генерал-полковник, который возглавляет центр по обмену военнопленными. Он говорит: "Руслана, нам готовы дать 16 наших военнопленных. По разговору с Захарченко я понял, что он считает победу Русланы на Евровидении действительно настоящей победой Украины". Я, понимая, что есть контакт, говорю: "Я сажусь, еду, даже не думая". Он не ожидал, что я соглашусь.
- Куда он предлагал ехать? В Донецк?
- В Донецк, сразу напрямую. Захарченко был готов отдать наших 16 пленных, но чтобы приехали матери, родственники. А Рубан позвонил и говорит: "Со мной приедет Руслана". Музыкантов и маму я запихнула в самолет и сказала: "Все, летите в Киев, мне здесь надо остаться". И даже не сказала никому – не знал ни муж, ни родители, вообще никто. Мы просто сели с Рубаном в машину и поехали в Донецк.
- Но Захарченко давал какие-то гарантии? Мало ли что…
- Ну какие гарантии? Мы просто поехали забирать наших ребят.
- Но ты же певец Майдана, певец "хунты" в их понимании!
- Я почувствовала, что ко мне не относятся, как к "хунте", а как к нормальному человеку. Приехали… Разговор с Захарченко меня просто потряс. Я, конечно, понимаю, что у людей сейчас много возникнет вопросов, но почему я должна врать, если я обязана передать ту информацию, которую я увидела?
Захарченко мне очень четко сказал: "Я не хочу больше этого кровопролития, я не могу смотреть, как убивают лучших моих ребят и лучших ваших ребят, это надо останавливать". Говорили мы втроем – я, Захарченко и Рубан.
Он говорит: "Я не враг Украине, передай это, пожалуйста. Я не хочу стрелять, я не хочу, чтобы в меня стреляли. Я не переступлю границы Донецка, и пусть из меня не делают монстра. Не надо мифов. Мы в свое время боялись Львова. Почему вы сейчас боитесь Донецка? Мы вам не чужие".
Вот это я услышала. Ты представляешь, как мне крышу снесло после этого текста?
- А может быть, он просто врал тебе?
- Хорошо, давайте искать в этом логику. Ищите сами, анализируйте сами. Я вам просто передала то, что мне сказали. Я не преследую никаких конкретных целей, я просто вам передаю информацию.
- А насколько, как тебе показалось, он был искренен в своих словах?
- Абсолютно, потому и передаю. Если бы я почувствовала какую-то фигню или модерацию, я бы, наверное, притормозила. Но поскольку я увидела, что там что-то не то…
Значит, Путину было выгодно приделать им рога и копыта, так же, как и нам. А что, если нас просто сталкивают? Хотя мы знаем, что возле него ходит постоянно ФСБшник…
Он меня посадил в машину, где-то час мы ездили по Донецку, он мне показывал город, жаловался, что надо поднимать инфраструктуру, жаловался, что нет поставок продовольствия, жаловался, что ему нужно то-сё, он пытался выглядеть таким полноценным хозяйственником.
- Его позиция понятна, хотя Пургин, деятель ДНР, в понедельник заявил, что они не видят себя в составе Украины, и никаких других вариантов не рассматривают. (От УП – уже после интервью, во вторник, Захарченко тоже подтвердил эту позицию. Он заявил, что ДНР не хочет "оставаться в пределах Украины ни территориально, ни в политическом, ни в финансовом векторе")
- Странно про выход из Украины... Очень странная ситуация. У них у всех тогда, получается, разные мессиджи…
Как они не в составе Украины? Мне он такого не говорил. Мне он сказал: "Я такой же украинец. Я считаю себя украинцем, я не враг Украине". Получается, идут разные мессиджи.
Захарченко очень пытался дать мне понять, что он такой настоящий патриот своей земли: чужого не надо…Мне это было сказано напрямую. Я тоже, наверное, рискую, что в эту историю влезла, мягко говоря.
Он говорит: "Ты не представляешь. Я же услышал твой мессидж на Майдане. Мы подорвались, мы были готовы вас поддержать. Ты не представляешь, сколько людей здесь, стоя возле телевизора, тебе хлопало, когда ты говорила: "Очистим Украину от Януковича". Здесь, на Донбассе, куча народу мечтала, чтобы мы все от Януковича уже куда-то делись. Потому что он здесь похоронил минимум 3 тысячи людей, только чтобы отобрать бизнес и т.д.".
Все это он мне рассказывал. Если бы это была какая-то выстроенная сказка, я бы тоже это почувствовала. Он как-то так спонтанно все это говорил, у нас все было сплошной импровизацией – и наша встреча, и наш разговор, это все было стихийно. Никто не ожидал, во-первых, что я соглашусь приехать. Ну как можно было какие-то сделать заготовки перед этим? Его ребята, конечно, сначала все смотрели косо, потом привыкли. То есть, никто меня там не собирался убивать, не пристрелил, не повесил, как какую-то красную тряпку с Майдана.
Давайте все сядем и поедем вместе в Донецк. Вы увидите, наверное, то же самое. Я говорю Захарченко: "А ты готов это все повторять на камеру, что ты мне говоришь?". Он говорит: "Да".
Если это технология, то в чем? У меня начал очень жестко ломаться предыдущий стереотип. Меня колбасило очень долго, у меня был шок, полетело в голове все, что было перед этим.
Я не ожидала это все увидеть. Мне было тяжело все это осознать, а еще тяжелее было все это высказывать на пресс-конференции. Но я слово в слово сказала все то, что он попросил.
- То есть, он ездил с вами по Донецку?
- Он меня возил в своей машине. Причем нашу машину обстреляли, его охранника ранил в шею снайпер. Российские медиа сразу же подняли шум, что было покушение на Захарченко, и даже не знали, что в этот момент с ним в машине сидела я вместе с Рубаном.
- А когда вы ездили по Донецку, вы видели какие-нибудь российские войска?
- Нет. За все время я увидела один раз триколор – какую-то несчастную будку, в которой все это было покрашено. Я вообще нигде не видела триколора, по всему Донецку. Я еще удивилась, когда увидела, что где-то еще остались остановки, покрашенные в жовто-блакитний и подумала: "Ничего себе, они еще не закрасили".
Город очень чистый, подчеркнуто чистый, людей немного. Я спросила: "Сколько там людей?". Он говорит: "Не знаю. Наверное, тысяч 600-700 осталось".
- И каковы его планы?
- Он хочет подымать инфраструктуру. Он хочет, чтобы с той стороны прекратился огонь. Он хочет, чтобы его услышали. Он считает себя украинцем и не считает себя врагом Украины.
Он говорит: "Скажи им, пожалуйста, пусть они меня услышат". Причем он очень рассчитывал, что у меня получится это донести. Я видела по нему, что он очень рассчитывает на то, что я это не побоюсь сказать.
- Чего же он тогда хочет?
- Вот то, что я передала. Мне ничего больше он не передал, только это, я это и передаю. Пускай уже наши тогда соображают, что это означает. Пускай и Порошенко думает, и наши все ребята, пускай садятся и соображают, что с этим делать.
- Что было дальше, как вы забрали пленных?
- Мы забрали наших ребят, посадили их в автобус. Я спросила: "Как с вами обращались? Вас обижали?". Они говорят: "Нет". Они были шокированы, потому что их было 150, а осталось 16. Их российские войска просто размазали.
И мне интересно, как наше Минобороны будет объяснять все, что случилось с нашими батальонами. Я посчитала, что 200-300 ребят там полегло, минимум. Просто за пару часов они улетели на небо. Очень "успешно" была операция спланирована, зашибись.
- Где вы забирали ребят? По фотографии - возле какой-то церкви..
- Нет, мы забирали прямо возле гостиницы, где у нас была встреча. Где-то возле набережной. Я просто не очень хорошо знаю Донецк. А потом мы уже приехали к церкви. Мы сфотографировались возле церкви, потому что стали там на перекур.
Они вообще всю дорогу молчали. Я ехала с ними в автобусе, чтобы с ними ничего не случилось по дороге.
Позже Рубан сказал, что это был самый большой обмен. Говорит, что по 5 человек отдавали, по 3-4, но 16 – это первый раз. И опять же, это был не обмен, нам их просто отдали. Не было условий. Захарченко просто отдал 16 человек. А потом, когда мы уехали, он еще 10 отпустил.
Сейчас мне позвонили девочки из Ужгорода, говорят: "Странно, мы звоним своим, их отпускают тоже". Они тоже попали в плен, и им говорят: "Пускай за вами приезжают родственники. Единственное условие – что вы больше не будете брать оружие и против нас воевать".
- А что рассказывали эти солдатики, которых ты везла?
- Они были в ах…е. Они молчали, им было так хреново… Один пацан так и не мог прийти в себя. Естественно, как ты можешь прийти в себя, если у тебя брата на глазах разорвало? Они вообще не понимали, кто они теперь...
- Откуда были эти бойцы? Внутренние войска?
- 93-я была механизированная, в основном. У меня список на Фейсбуке лежит. Они были очень обломаны, разбиты, уставшие, они были никакие, если честно. С одним мальчиком я разговорилась, он говорит: "Руслана, я не знаю, что тебе сказать. Слово "спасибо" – это ничего. У меня жена через 3 месяца рожает сына".
И когда я их привезла родителям, ты не представляешь, что это были за эмоции! Ты не представляешь их встречу! Мы привезли их в Днепропетровскую ОГА. Эти эмоции надо было видеть! Там одна девочка еще была, которой сообщили, что ее мужа убили… Она упала на асфальт и так орала, это был кошмар какой-то…
- Что было по дороге? Все было спокойно?
- Мы ехали через блокпосты. Когда мы выезжали, в Донецк была очередь из машин километров на 10. Мы подозревали, что это либо возвращаются за вещами, либо едут за пленными, за ранеными, либо трупы забирать.
- Очередь гражданских машин?
- Да, это все гражданские, легковые – дети, мамы, все в кучу. Конечно, ехали и грузовые, наверное, с продовольствием, какие-то фуры, потому что железной дороги же нет.
- То есть, в твоем сознании что-то изменилось?
- Очень сильно. Кстати, я прекрасно понимаю, что они недавно провели еще и парад наших военнопленных. Мы ничего со счетов не снимаем. Но то, что произошло – я не знаю, как это объяснить. Я просто констатирую факт: это я услышала. Давайте теперь все вместе думать, что это означает. Есть возможность остановить мясорубку – значит, ее надо останавливать. Молотить людей – это не выход.
- Сколько там еще примерно осталось пленных? Почему отдали 16, потом 10?
- За все время, я думаю, 600.
- А все пленные – они у Захарченко содержатся или там есть другие группировки, которые контролируют других пленных?
- Он мне сказал, что у него есть мародеры, и сказал, что есть группировки, которые всех замучили. Он говорит: "Я признаю, что есть мародеры и неконтролируемые люди. Это не мы, это не наши. Мы сами не знаем, куда и как от них избавиться".
- А вы говорили о русских, про русскую армию? Он говорил что-то об этом?
- Как мне показалось, он понимает, что надо защитить Украину. Может быть, я неправильно его поняла. Но мне показалось, что все понимают, что внешний враг – это российская агрессия. Они четко понимают, что есть понятие своей земли и есть люди, которые должны защищать свою землю. И он уважает людей, которые защищают свою землю. Поэтому он со мной говорил как с человеком, который тоже патриотично защищал свою землю и свои идеи.
- У него в окружении есть российские солдаты?
- Я не видела россиян, я видела только донецких. Все, с кем я общалась, все, кто его окружал – это были исключительно донецкие.
- Каковы твои дальнейшие планы? Ты собираешься с ними поддерживать контакт или еще туда возвращаться?
- Я не знаю, надо посмотреть, настоящее все это, либо превратится в очередную игру.
Я хочу понимать - это все искренне или это манипуляция. Если это будет манипуляция, меня там не будет. Если люди действительно хотят, чтобы остановилась кровь – я буду полностью этому содействовать.
- Те ребята, которых ты вывезла, что они теперь будут делать? Какие у них планы?
- Не знаю. У них было очень подавленное состояние. Им нужна будет особенная реабилитация, это очень тонкий момент. Я не знаю, кто ими будет заниматься. Там и ранеными не особо кто-то занимается, там раненые на поле боя пооставались. Надо просто спросить у министерства обороны, они собрали раненых и трупы?
Надо задавать прямые вопросы министерству обороны или тем, кто за это отвечает. Они разбегаются, они где-то сидят, пересиживают. Мне постоянно смс-ки приходят: "Нас оттуда заберите, нас отсюда, мы там, мы сям". Ну что это такое? Что это за война такая? Рекогносцировки нету, координации нету. Те пошли, те побежали, этим сказали стоять, а те, наоборот, пошли в атаку.
Ну как можно это все комментировать? Это не патриотично, надо бы наверное молчать об этом. А как молчать? А чего они тогда гибнут такими пачкам, сотнями? Нет, надо правду говорить.
- Это за эти последние несколько дней столько жертв. До этого же вроде были успехи…
- Я не знаю, наверное, но я попала именно в эти последние пару дней, я до этого не лезла вообще в тему военных, мы им только передавали медикаменты, покупали аптечки, лекарства, помогали собирать средства на бронежилеты, каски. Я не особо лезла в эту тему. Я знала, что волонтеры работают, а я занималась беженцами и международным направлением. И тут вдруг "бабах!" и прямо жизнь мою развернуло!
- То есть, вы сами в шоке пока?
- Мои друзья в шоке, они за меня переживают, говорят: "Мы еще понимаем, героизм и безбашенность на Майдане, но тут лезть прямо в самое-самое…". Я говорю: "А у меня не было вариантов - 16 жизней того стоят". Тем более, я ехала с Рубаном, я ему доверяю полностью.