Выбор следующей цели для сирийской армии нельзя назвать легким

Главным направлением ударов сирийской армии после установления контроля над Алеппо станут провинции Дейр-эз-Зор, Ракка или Идлиб, заявили в Дамаске. Все три цели одновременно являются и весьма перспективными, и крайне рискованными. И пока союзники домалывают джихадистов в Алеппо, стоит проанализировать каждое из них.

Как уточняют в САР, Идлиб попал в список первоочередных целей из-за базирования в провинции группировки «Джебхат ан-Нусра», а также из-за близости к турецкой границе. Ракка – неофициальная столица ИГИЛ*. Что до Дейр-эз-Зора, это «важнейший город в восточном регионе, особенно учитывая близкое местонахождение к районам, богатым нефтяными полями». «ДАИШ (арабское название ИГИЛ – прим. ВЗГЛЯД) извлекает пользу из их эксплуатации и направляет средства для финансирования и материального сопровождения террористической деятельности», – сказал офицер сирийской армии.

Дважды два, конечно, четыре. Даже в исполнении источников в сирийской армии. Все уже смирились с гамлетовскими терзаниями сирийского Генштаба, происходящими всякий раз, когда он начинает «определять направление главного удара». Сейчас никто уже не сомневается в исходе битвы за Алеппо, следовательно, приближается и очередная фаза «быть или не быть». На сей раз терзания особенно суровы, раз уж потребовалось озвучивать их через российское информационное агентство (никакой другой причины наговаривать этот список банальностей не просматривается). Вовлеченным в сирийский конфликт людям и так понятно, что только эти три направления остались в качестве потенциальных целей. В других провинциях Сирии серьезного сопротивления никто уже не оказывает, а оставшиеся там очаги джихадистов нельзя записать в «стратегические направления главного удара».

Но действительно: Идлиб, Дейр-эз-Зор или Ракка?

Широко известная притча французского философа Жана Буридана о придурковатом ослике, который никак не мог выбрать, с какого из двух стогов сена начать трапезу, а в итоге умер с голоду, посвящена природе свободы воли – «модной» и очень актуальной в XIV веке теме. Буридан был номиналистом и учеником Оккама, а потому считал, что проблему свободы воли нельзя решить логически, так что его ослик был обречен на голодную смерть. Но проблема ослика (помимо непонимания тупым животным неконкретно выраженной воли Бога) была еще и в том, что оба стога сена были симметричны и одинаковы. Если бы один из них стоял к нему ближе, был бы украшен бантиком или снабжен табличкой-указателем, непарнокопытное сделало бы правильный, логически мотивированный выбор, который философы типа Буридана выдали бы за осознание божественного промысла. Маркетинг подвел, а мерчандайзер плохо поработал.

У сирийского Генштаба такой детерминирующей симметрии нет. У всех трех возможных направлений есть свои ярко выраженные положительные и отрицательные черты. Но тем более странно выглядят его терзания.

Так, наступление на Дейр-эз-Зор можно было начать еще полгода назад, но тогда «разумный и обоснованный выбор» был сделан в пользу Алеппо. Помимо ссылки на нефтяные поля вокруг этого города, снятие блокады с Дейр-эз-Зора окончательно прервет возможности снабжения ИГИЛ и прочих джихадистов в Восточной Сирии, поставив эти группировки на грань выживания. При этом поддерживать сложную логистику снабжения отдаленного и окруженного гарнизона уже будет не нужно, а российской авиации не нужно будет вылетать на предельную дистанцию, держась на больших высотах. Также будет снята потенциальная угроза для Пальмиры. Огромная территория пустыни до иракской и иорданской границ и плодородные земли с садами вдоль Евфрата вернутся под контроль правительства.

Дальнейшая блокада занятых террористами территорий – долгая история. Джихадисты накопили огромные арсеналы, а когда они закончатся, начнут изобретать самоделки или вымогать у западных союзников дальнобойные минометы и ПЗРК. Появление в Восточном Алеппо американских минометов и обстрел российского вертолета чем-то похожим на «Стингер» – симптом существования «оружейного закулисья». Иногда это бывает так: к какому-нибудь успешному прокурору какого-нибудь нью-йоркского округа (милому человеку, республиканцу с политическими амбициями) приходит его университетский друг – шейх. И за воспоминаниями о жизни в кампусе вдруг говорит: «Знаешь, мой дядя в Эр-Рияде, увлекавшийся соколиной охотой, предполагает, что террористы (нет, мы их осуждаем, но ему тут недавно подарили редкую птицу) планируют организовать побоище сразу в пяти или десяти городах США. Возможно, даже в школах, но я точно не знаю – это все дядя. Говорят, люди уже выехали. И не надо так волноваться. Просто скажи, что я заинтересован в десяти двухдюймовых минометах. По одному за город. Я лично заинтересован только в этих трубах, но мой дядя – тот, который с соколами – поговорит с кем надо. У вас ведь выборы, да?» Неделя на согласование, и формально устаревшие «устройства L9A1» начинают накрывать весь Алеппо с востока на запад. Все довольны и все – ни при чем. Так играют в эту игру со времен Ясира Арафата и «соглашений в Осло».

Другое дело – Ракка. На Ракку однажды уже наступать пытались. Единственным положительным моментом был политический: все мировые СМИ вдруг начали называть Ракку «столицей ИГИЛ», с тех пор эта кличка к городу и приклеилась. На деле у ИГИЛ нет столицы. Ее просто быть не может, учитывая саму систему религиозно-политической организации этого общества. Управление осуществляется дистанционно, а на земле существуют только местные органы власти, часто безличные и неодушевленные, которые в большинстве своем возглавляют бывшие иракские кадровые офицеры и египетские «братья-мусульмане», скрывающиеся за звучными кличками, образованными от географических названий (аль-Масри, аль-Багдади, аль-Йамани). Они, конечно, могут быть стратегическими целями, но говорить о каких-то столицах в данном случае непрофессионально. Это привычные для европейского мышления попытки перенести на чуждую почву представления о том, как устроено общество. Но в ИГИЛ оно устроено не так. Там даже нет системы единоначалия – ни в религии, ни в армии. Лидерство, харизматичность, махдизм – есть, а единоначалия нет. И нет столиц.

Само наступление было бездарно организовано и примерно так же реализовано. Сирийские войска не дошли даже до Евфрата, а отступая, едва не потеряли Пальмиру. Спасло ситуацию только героическое вмешательство российской группировки. А если дошли бы до Евфрата, то на чем собирались переправляться? На плотах? В сирийской армии в ее нынешнем виде отсутствуют инженерные части как род войск. А расстреливать Ракку с другого берега, надеясь на активность курдов на северо-восточном фланге, – глупость. Курды тогда традиционно показали свое нежелание выходить за пределы естественной среды обитания, чего им ни обещай и как ни уговаривай. Так что в случае с Раккой потенциальная пропагандистская выгода от предприятия не видна за грудой сложностей и проблем.

Если серьезно, то наступление на Ракку возможно только после деблокады Дейр-эз-Зора. Тогда можно будет в спокойной обстановке переправить достаточно сил и средств на левый берег Евфрата и медленно продвигаться по плодородной местности на север. А дальше все как мы любим: подойти, осмотреться, поманить каким-нибудь новым пряником курдов, вызвать русских братьев на железных птицах и решить вопрос, спровоцировав очередной кризис в Совбезе ООН, который примется соболезновать «мирному населению», которому нравится жить в рабовладельческом строе. Куда его, кстати, потом девать? В Евфрат? Тем более мамка (то есть мировое сообщество) заругает.

Идлиб – вот главная проблема. Это не только место основной концентрации пресловутой «Ан-Нусры», но также самый укрепленный и хорошо снабжаемый район. Несмотря на все ритуальные позы, которые принимает в последние месяцы Анкара, основная поддержка Идлибу идет все-таки с турецкой территории. Там нет проблемы с едой, питьем, патронами и деньгами. Там концентрируются самые разные оппозиционные Дамаску группировки, что, кстати, сам Дамаск отчасти и спровоцировал. Именно в сторону Идлиба тянулись колонны автобусов с боевиками из числа тех, кто предпочел пойти на соглашение о перемещении из котлов под Дамаском, Хамой, Хомсом и даже Дераа. Как эти люди сожительствуют друг с другом в Идлибе, нас волновать не должно, но там действительно довольно много тех, кого можно записать в те самые «умеренные» (moderate), если понимать под этим термином не религиозных фанатиков, а сторонников светских политических партий и групп, выступающих за изменение государственного строя в Сирии на условно европейско-демократический.

Идлиб как провинция, а не как город вполне может превратиться в новый Алеппо из-за высокой вероятности того, что весь западный мир грудью встанет на его защиту. Именно на этом направлении больше, чем в каком-либо другом районе, требуется отделение «чистых» от «нечистых». И именно там США категорически отказываются это делать, а по сути – просто не могут. А неспособность повлиять на собственную клиентуру – куда больший удар по авторитету и самолюбию сверхдержавы, чем достижения российского оружия. Собственно, это и есть глубинная первопричина истерик наших западных партнеров, а не конкретные события войны.

За год правительственные войска пусть медленно, но все-таки преодолели массированную систему обороны джихадистов на двух горных хребтах в провинциях Латакия и Идлиб. Сделано это было во многом за счет поддержки российских ВКС. Сейчас перед ними лежит сплошная долина вплоть до турецкой границы. И довольно сложно оценить, какие риски (помимо политических) несет за собой возможное наступление на север. Сразу понятно, что оно должно быть обеспечено стабильностью фронта в провинции Хомс. А там джихадисты в последний месяц постоянно пытаются контратаковать довольно крупными по местным меркам силами. Туда уже переброшены наиболее мобильные и боеспособные части «союзников», например, ЧВК «Тигры», что настораживает. Оттуда же и попытки прорваться в сторону Алеппо. Прежде правительственные войска наступали на север весьма вяло даже на открытой местности, а присутствие в Идлибе крупных сил противника тем более сдерживает позывы к фронтальному наступлению. Те же «Тигры» используют тактику hit-and-run, а не пытаются прорвать фронт.

Генеральный штаб в Дамаске, конечно, самостоятельно сделает свой выбор, и подсказывать ему никто не собирается. Тем более что каждый из описанных вариантов обрастает на земле массой локальных обстоятельств, которые порой перевешивают логическое мышление. Нет и гарантии, что в самом Дамаске есть единое мнение насчет политических приоритетов, от которых, к сожалению, отталкиваются при выработке военных решений. Да, в такой войне не бывает чисто военного выбора. Политика – и местная, и международная – так же важна, как и тактические цели на фронте. Но сейчас правительственная армия действительно может выбирать, поскольку после завершения битвы за Алеппо будет располагать достаточными силами для проведения любой наступательной операции. Как это будет – не возьмется предсказать никто. Жану Буридану такое многообразие даже не снилось.

Евгений Крутиков