«...сами не всегда понимают, за кого и за что они там на смерть идут»

Ополченец Виталий лично знал Алексея Мозгового и в составе "Призрака" участвовал в самых "горячих" точках. О том, были ли в Новороссии наемники, кто и как приходил воевать, а также о "марусином платье" в его эксклюзивном интервью:

- Виталий, 1977 года рождения, уроженец города Алчевска (Коммунарска) Луганской народной республики. Имею высшее образование по специальности инженер-металлург. Служил в армии Украины, после армии работал на металлургическом комбинате. А потом ребята из Западной Украины решили придти ко мне домой и рассказать, на каком языке я должен говорить, как я должен жить и думать, какому богу кланяться.

- Чувствовали на себе, что русское население было ущемлено?
- Я свободно владею украинским языком, и та проблема двуязычия, которая была раздута, высосана из пальца. Ведь страны существуют и с двумя, с тремя, четырьмя государственными языками, и никаких споров и конфликтов не возникает.

- Как относились к Майдану и к тому, что там происходило?
- В голове не укладывалось и не укладывается до сих пор. Это не государство, это какая-то махровая анархия с олигархической верхушкой. Люди просто обслуживают интересы своего собственного капитала. Как говорится, «назло врагам корову продам, чтобы дети мои молока не пили», вот на что это все похоже.

- Что сподвигло идти воевать?
- Ну, в мои годы я уже могу и своими мозгами думать, за руку меня никто не приводил. Посидел, принял решение, написал на заводе заявление. Раздобыл камуфляж и берцы и в июле 2014 года вступил в ряды механизированной бригады «Призрак», когда эта бригада из Лисичанска перебазировалась в Алчевск. Может, последней каплей, которая легла на эти весы, стало то, что Алчевск к тому моменту уже находился в оперативном окружении. Больше ждать и отступать было некуда. Защищать нужно было не где-то там кого-то там, а непосредственно свой дом, свои взгляды и свою жизнь. Ребята из наших групп, которые принимали участие в проведении майского референдума, на тот момент уже были в Лисичанске, и я несколько раз ездил к ним, возил гуманитарку. Люди эти были старше меня, поэтому они старались нас, пацанов, не участвовавших непосредственно в боевых действиях, в войне против человека, как можно дольше ограждать от всего этого.

- Были лично с Мозговым знакомы? Какое к нему было отношение как к командиру?
- Ну, командир – это человек, который, во-первых, поднял знамя. А это не каждому дано. Во-вторых, он смог собрать, объединить, не дал передумать колеблющимся, направил. В общем, миссию свою выполнил, сделал все, что мог. А уж история все расставит на свои места.

- Чем занимались в «Призраке»?
- Изначально я вошел в состав минометного подразделения, затем у нас оказались три гаубицы. Алексей Борисович сказал: «Надо освоить», и мы освоили. Начинал я с наводчика, потому что был единственным с высшим образованием. Потом командовал взводом, потом передислоцировались в Красный Луч, там в распоряжении были уже 6 единиц техники.

- Говорят, что там воюют российские хорошо обученные наемники.
- Как минимум, такие заявления – это смешно. Был момент, когда по разрешению Мозгового нас сняли на камеру. Я отношусь к этому негативно. Но нас все-таки выложили в интернет, боевую работу под поселком Дебальцево. После этого появился комментарий от полковника артиллерии Украины: «По слаженным действиям расчета, не может быть, что это - бывшие тупые шахтеры и сталевары. Это сто процентов российские наемники». По этому поводу могу руку на отсечение дать: у меня в расчете были ребята из Луганска, из Лисичанска, был даже человек из Днепропетровска – дикими краями выезжал через Россию и Ростов, потом попал к нам.

Ко мне попала книжка – инструкция по работе с гаубицей – на обложке была печать «рассекречено». И только посредством собственных мозгов, каких-то знаний и интернета пришлось учиться разбираться с техникой. Какие тут наемники?
Не было у нас зарплаты, мы были рады тарелке каши, пачке сигарет, патронам. Там не было случайных людей, там были люди, которые сознательно пришли, сделали свой выбор, не нужно было никого уговаривать, тыкать носом, упрашивать. Все понимали, что это не тайга, где может придти медведь и за пятку укусить.
Были у нас и люди, которые армию советскую прошли, понимали устав, понятие воинской службы. Были и молодые пацаны, не скрою. Были и добровольцы из России, которые оказали большую помощь. Были погибшие товарищи, которые ценой своей жизни дали нам время на то, чтобы мы смогли подготовиться, чтобы руки смогли встать на место и мозги.

- А с их стороны были наемники?
- Непосредственно иностранных наемников не доводилось встречать. Снаряжение было иностранное, особенно в Дебальцево. НАТОвский вещь-мешок, например, у меня дома как трофей лежит, я его под свои нужды приспособил, удобный, практичный. Навесные системы для стрелкового оружия были импортного производства. Все обеспечение от сигарет до продуктов… При таком обеспечении мы бы года 1,5 Дебальцево держали. Все у них там, огневые точки, было фундаментально, в бетоне. Я так понимаю, что они и сами не всегда понимают, за кого и за что они там на смерть идут.

- Иногда на украинской стороне заявляют, что ополчение обстреляло жилые районы. Насколько вероятна ситуация, когда артиллерийский огонь ошибается на несколько километров и наносит удар не по противнику, а по мирным кварталам?
- По мирным кварталам попасть вообще не реально. Никто не играл в координаты, нарисованные на листике. Были люди, которые занимались непосредственно математикой – планировали боевую задачу. Рассматривали на военной топографии задачи, пользовались компьютерной навигацией, то есть все понимали, куда, через что и как нам нужно пробраться и по каким целям работать.
До каждого выстрела по цели все неоднократно вымерялось и проверялось. Это наша земля, наши дома, наши люди. У нас не было права на ошибку.
Единственный вариант был тогда, когда заряд был замочен на складах. Но и тогда не было проблемы с попаданием, потому что просто не происходил выстрел.

- Как относилось к вам мирное население?
- Да не мирное это население, и не военное. Это НАШЕ население! Люди на тот момент, те, кто хотел нас покинуть, они уже это сделали: поездами, через коридор в Россию. Остались только те, кто хотел остаться и жить на этой земле. Люди приносили продукты, медикаменты. Тяжело было тем, кто оказался в поселках и городах, где были непосредственно боевые действия. Хлебнули они настоящего горя.
Пока у тебя есть ноги и автомат, существует хоть какой-то вариант действий. А вот когда у тебя нет выбора, ты сидишь дома в подвале под обстрелами, надеешься на Божью милость, думаешь, завалится дом или нет… Это намного страшнее и тяжелее для человека. И те, кто это пережил, -действительно кремень.

- Удавалось ли пообщаться с пленными украинцами, зачем пришли, за что воюют?
- За 2600 гривен. Фактически, с их стороны, детей депутатов в окопах не было. Неоднозначная ситуация: у кого-то был выбор, у кого-то не было, кто-то шел за деньги.
А реакция у них у всех одна: тупой взгляд в землю и: «Я никого не убивал».

- Что рассказывают в военной среде о происходящем на Украине?
- У нас были ребята, которые попали в засаду и в плен. Поломали пацанов сильно. Никаких «конвенций», «прав человека». Здоровые, сильные, целеустремленные пацаны – пришли оттуда с дефектом веса. Над ними не только морально и физически издевались, их даже не кормили.

- Что можете сказать по поводу «Минских договоренностей»?
- Да какое перемирие! Каждый Божий день стреляют с той стороны. А у нас расписка: 7 лет за выстрел в направлении противника. Неважно, попал или нет.

- Как сейчас люди там живут? Поступает ли гуманитарка?
- Тяжело. Работы нет, пенсии минимальные, цены высокие. В том числе и на медикаменты. Дефицита нет, но и возможности покупать тоже нет. Если бы что-то по-другому, и за помощью не пришлось бы обращаться.

- Какая атмосфера сейчас в армии ЛНР? Насколько люди подготовлены?
- Я уже давно армию не наблюдаю, но слышу постоянно стрельбы, учения, техника на полигоны ходит. Но не мне оценки давать.

- Есть ли какой-то способ расслабиться в моменты, когда не идут боевые действия?
- Когда было затишье, все занимались обслуживанием техники, в основном. Работа артиллерии – только на 30% стрельба. А в основном, подгонка, перетягивание техники и обслуживание. Обустроить быт как-то пытались, комфорт создать. Времени не было на то, чтобы макушку чесать и думать грустные мысли.
Атмосфера четкой слаженной работы была до того момента, пока не стали появляться люди, которые пришли туда за деньги.

- Что-то необычное случалось? Что особенно запомнилось?
- Был один случай. У нас на орудии не было чехла на дульный тормоз. Для этого применили женское платье с широкой юбкой, натягивалось и снизу завязывалось узлом. Воротник был беленький, четко на дульник сверху ложился. Этот чехол окрестили марусиным платьем. И вот покидали район боевых действий, на нас идет контрбатарейная волна. Снесло ветром с кузова марусино платье, стучат пацаны по кабине. У меня ступор, выскочил на подножку, говорю, что случилось. Человек у меня спрыгивает с Камаза и убегает в том направлении, откуда мы приехали, с криком «Марусино платье потеряли!». Отбежал метров 50, нашел и радостного его назад затащили на борт. Было поверье, что платье это - наш талисман.

- Чем планируете заняться, когда все это закончится?
- Если со здоровьем все в порядке будет, то найду, куда себя применить. Восстанавливать то, что наворотили за это время.

- Мир с Украиной возможен?
- Легко. Но нахождение в составе невозможно никак. Потому что все прекрасно понимают, что если мы останемся под эгидой Киева, то через 2-3 года, если даже на это терпения хватит, к каждому из нас постучатся с глупым вопросом: где ты был и что делал? Потому что про всех нас все прекрасно известно.