Киев. Экскурс в историю столицы продажной любви

— Киев издавна славился не только своими церквями, к которым совершались дальние паломничества, но и продажной любовью.


Зачастую святость и разврат мирно уживались в одном и том же месте, например, возле Андреевской церкви. Переломным моментом в истории украинской проституции можно считать 1843 год, узаконивший данное занятие как терпимое. До этого блудным центром считались «Кресты» — территория вокруг Лавры. Проститутки того времени носили национальные костюмы и вели себя благочестиво: принимали клиентов только до второго утреннего звона Лаврской колокольни. Как только раздавался звон, хозяйка крестилась и выгоняла гостей, в каком бы состоянии они не находились. К «крестовским» девчатам мужчины приходили не только с деньгами, но и с колбасами, салом, водочкой: девушки готовили ужин, накрывали столы и ублажали гостей и вкусной едой, и лаской.

Когда проституцию в Киеве узаконили, многие стали именовать его «городом церквей и борделей». По распоряжению генерал-губернатора Дмитрия Бибикова все официальные публичные дома были переведены на Андреевский спуск. А самый большой и роскошный притон решили построить у… подножия храма, где апостол Андрей Первозванный воздвиг свой крест как знамение обращения этой земли в христианство.

Духовные лица забрасывали начальство жалобами, в которых описывали реальную картину происходящего: сотни паломников и именитых гостей, придя к церкви, видели вокруг десятки красных фонарей, а на паперти — игры гулящих женщин и драки их клиентов. Порядочные дамы, дескать, даже перестали посещать службы.

Кроме того, продажных девушек не могли поделить между собой студенты и офицеры. Регулярно в течение нескольких лет на Андреевском спуске между ними происходили жестокие кулачные бои за барышень. Однажды студенты устроили настоящий штурм спуска, вышибив оттуда всех военных.

Вспылив, генерал-губернатор отправил студенческих вожаков в казематы. Эффект был почти анекдотическим. Вместо того чтобы вернуться за парты в учебные заведения, оставшиеся студенты, даже те, которые сроду не посещали бордели, засели в публичных домах, чтобы не отдать противнику завоеванное потом и кровью. И царствовали там целый год.

В то время в Киев перебрался известный путешественник по святым местам генерал Муравьев. Он давно мечтал купить дом напротив святой Андреевской горы и жить в тиши и благодати. Но, осуществив мечту, очутился в эпицентре драк, поджогов, пьяных криков и развратных сцен. Будучи в близких отношениях с Александром III, Муравьев вскоре добился того, что бордели со спуска убрали.

Власти отвели под публичные дома левую, слабозаселенную сторону Подольской канавы. Часть борделей перевели поближе к студентам, в киевский Латинский квартал, где сейчас находятся улицы Шота Руставели, Жилянская и Эспланадная — этот район стали называть «Улицей сирен». Во время переписи 1874 года насчитывалось 29 домов терпимости.

В одном из таких борделей в конце XIX века произошло ужасное: в объятиях проститутки скончался киевский гражданский губернатор Гудыма-Левкович! В городе разразился скандал, и власти вынуждены были снова срочно переводить бордели из центра на окраину. И тут жители Ямской улицы (сейчас — район улицы Боженко) прислали новому губернатору письмо с просьбой перевести притоны в их район, аргументируя тем, что они крайне нуждаются в доходе, а притоны платят повышенную арендную плату. Это беспрецедентное письмо, написанное в мае 1885 года простыми мещанами и опубликованное в газете «Киевлянин», вызвало шквал возмущения. Но начальство… удовлетворило прошение! Так началась история «Ямы» — нового «квартала красных фонарей» Киева, отлично описанного Александром Куприным.

Чтобы остановить распространение сифилиса, власти решили регулировать проституцию, ибо запрещать ее все равно было бесполезно. В 1843 году, когда начали действовать первые официальные дома терпимости, у каждой из 400 городских проституток изымался паспорт, а взамен выдавался «желтый билет» — удостоверение жрицы любви.



Вторая половина XIX века ознаменовалась в Киеве строительным бумом. В город прибыло огромное количество мужской рабочей силы, и за ними потянулись сотни девушек из Одессы, Петербурга, Москвы, не говоря уже о простушках из провинции. Куприн пишет: «И вся эта шумная шайка, опьяненная чувственной красотой старинного города, — эти сотни тысяч разгульных зверей в образе мужчин всей своей волей кричали: «Женщину!»

С 1905 года, по неписаному закону Крещатика, на четном участке от Прорезной до нынешнего Майдана женщины без сопровождения мужчин ходили только в том случае, если были проститутками. А в 1910 году полиция накрыла «аристократический» дом, прятавшийся под вывеской зубного кабинета. В числе дам, регулярно приходивших «к дантисту», были две девушки из интеллигентных семей, гимназистка и жена офицера. Все они ходили туда без принуждения, с целью заработать себе «на булавки».

Известная революционерка Александра Коллонтай с этим буржуазным явлением предлагала бороться просто — позволить всем заниматься сексом, когда они хотят и с кем хотят, что само по себе сделает проституцию бессмысленной. Оказалось, что логичнее всех рассуждал дореволюционный венеролог Тарновский: «Уничтожьте пролетариат, распустите армии, сделайте образование доступным, дайте возможность вступать в брак всем желающим, гарантируйте им покой в семейной жизни и убедите всех жить морально, честно, по законам христианским и тогда… и тогда все-таки будет существовать проституция».