Освобождение Гулливера. Политолог и писатель Кирилл Бенедиктов — о том, нужно ли России менять свою Конституцию

Кирилл Бенедиктов. Фото из личного архива

Причудливо устроено медиапространство: из мухи в нем легко могут раздуть слона, в то время как слона с той же непринужденностью могут и не приметить.

Интервью председателя Следственного комитета РФ Александра Бастрыкина «Российской газете» вызвало куда меньший резонанс, чем его же решение об отмене возбужденного в Чечне дела против ставропольских полицейских. Между тем во втором случае речь шла о ведомственном конфликте, который, как и множество аналогичных коллизий, обречен на то, чтобы угаснуть в пыльных лабиринтах бюрократических инстанций. А вот в интервью Александра Ивановича, опубликованном спустя два дня, были высказаны тезисы по-настоящему революционные, которые — при условии их воплощения в реальность — могут серьезно изменить всю нашу жизнь. И это не фигура речи, как мы увидим ниже.

Что же предложил Бастрыкин?

«Исключить из Конституции РФ положения, согласно которым международное право составляет неотъемлемую часть правовой системы Российской Федерации, и закрепить в ней приоритет национального законодательства».

Председатель СК имеет в виду пункт 4 статьи 15 Основного закона нашей страны. Статью эту за глаза еще называют «колониальной», и, по сути, таковой она и является. Корень зла — в следующей формуле: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Нормы международного права, в отличие от внутригосударственных, закреплены не в законах, а в договорах, актах международных конференций и международных организаций.

Применительно к нашей ситуации это означает, что любая правовая норма, принятая международной организацией либо конференцией, имеющей такую компетенцию, становится обязательной для российских граждан.

Всего лишь один пример — ювенальная юстиция. Как бы ни сопротивлялись навязыванию этой модели поборники традиционных семейных ценностей, им удается в лучшем случае чуть притормозить надвигающийся на нас паровой каток. Причина проста: давление международных организаций, имеющих правовой приоритет над национальным законодательством. Достаточно вспомнить, как оживились сторонники ювенальной юстиции и сексуального просвещения школьников после ратификации Россией в 2009 году Европейской социальной хартии (многие до сих пор считают, что от быстрого блицкрига ювенальщиков спасла нас тогда только оперативная замена детского омбудсмена Александра Голованя на умеренного и адекватного Павла Астахова).

А ведь внешне хартия совершенно безобидна: статья 11 провозглашает «право на охрану здоровья», статья 17 — «право матерей и детей на социальную и экономическую защиту». Но в Европе ювенальщики и энтузиасты секс-просвета в борьбе с приверженцами традиционной морали опираются именно на эти статьи. И попробуй кто возрази, что подобные практики идут вразрез с национальными традициями: живо затопчут, ссылаясь на приоритет международного права.

Впрочем, таких примеров можно при желании накопать множество. Сам Бастрыкин ссылается на дело «Катан и другие против Молдавии и России», и это совсем не случайный выбор. В этом деле (касающемся упразднения в Приднестровье школ с обучением на молдавском языке) Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) признал Россию виновной в нарушении прав граждан Молдавии, а саму Молдавию от ответственности освободил — на основании того, что территорию ПМР якобы фактически контролирует Россия.

Этот судебный прецедент, как справедливо указывает председатель СК, может быть использован для оказания давления на Россию в связи с украинским конфликтом. Позволю себе дополнить Александра Ивановича: чрезвычайно гибкое применение ЕСПЧ базовой правовой нормы — Европейской конвенции по правам человека — ярко иллюстрирует русскую поговорку «закон что дышло — куда повернул, туда и вышло». Согласно букве закона, основным критерием для распространения действия ЕКПЧ за пределы территорий государств-участников конвенции является так называемый эффективный контроль, осуществляемый этими государствами за пределами своих границ.

Но в некоторых делах ЕСПЧ, связанных с Приднестровьем, суд последовательно смягчал это условие — сначала до «эффективного руководства», а затем до «решающего влияния». В связи с этим несложно представить себе ситуацию, когда Россию обвинят в нарушении прав человека на территории ДНР и ЛНР на основании ее «решающего влияния» на события в Новороссии (которое, впрочем, легко может быть редуцировано до просто «влияния»). И что самое главное — в силу действия 15-й статьи Конституции мы будем вынуждены принять вынесенный ЕСПЧ вердикт и подставить повинную голову под карающий меч международного права.

Однако все это, в конце концов, частности — хотя и весьма неприятные.

Когда Бастрыкин говорит о том, что Конституционный суд РФ должен быть наделен правом проверки конституционности положений международного права, а также толкования, которое было придано им международной судебной инстанцией в отношении прав и законных интересов РФ, он, по сути, провозглашает новую доктрину правового суверенитета России. Доктрину, без которой все разговоры о суверенитете и независимости нашей страны — не более чем сотрясение воздуха.

Интервью председателя СК РФ напоминает о неудобной правде, которую большинство из нас подсознательно старается не замечать: о том, что несмотря на стремительный экономический рост 2000-х, на укрепление обороноспособности, на «вежливых людей», на возвращение Крыма, на успехи нашей дипломатии в ближневосточном урегулировании, — словом, несмотря на всё, чем мы имеем полное право гордиться, мы с вами живем по законам, навязанным побежденной стране державами-победительницами. Потому что Конституция 1993 года, принятая после расстрела Белого дома под диктовку «экспертов» с Запада, была Конституцией страны-протектората.

Руководство России, благодарное западным партнерам за поддержку, которую те оказали Ельцину в конфликте с Верховным советом, соглашалось на всё. И Конституцию принимали второпях, не заботясь о последствиях вносимых туда, мягко говоря, сомнительных положений.

Возможно, мы жили бы так еще много лет, но тут случились майдан, присоединение Крыма и война на Юго-Востоке. Нет худа без добра: оказавшись вовлеченной в прямое противостояние с Западом, российская политическая элита всерьез задумалась о том, что жить в стране, где приоритет имеют международные правовые нормы, может быть весьма некомфортно.

Первый тревожный звонок прозвучал летом прошлого года, когда Гаагский арбитражный суд обязал Россию выплатить бывшим владельцам ЮКОСа сумму, превышающую $50 млрд. Решение было принято на основании Энергетической хартии, которую Россия подписала, но не ратифицировала. Однако возражения Москвы — решение Гаагского суда неисполнимо для России, потому что у нас не признают его юрисдикции — не принимаются во внимание.

Хартия подписана, Конституция провозглашает примат международного права — решение суда должно исполняться, деньги на бочку. А дальше — в лучших традициях 1990-х — пошел крутиться «счетчик»: несмотря на протесты России, на основную сумму стали начисляться проценты, составляющие — ни много ни мало — $2,6 млн в сутки…

Страна, решившаяся бросить вызов англосаксонской гегемонии, не может жить в правовом поле, навязанном ей этой гегемонией. Именно в этом смысл интервью председателя Следственного комитета. Если мы действительно хотим играть с Вашингтоном и Брюсселем на равных, следует прежде всего обеспечить свой юридический суверенитет.

Россия похожа на Гулливера, проснувшегося на морском берегу и обнаружившего, что он с головы до ног опутан тысячами маленьких, но крепких веревочек и канатиков. Политические лилипуты потрудились на славу. Шаг влево, шаг вправо — рывок веревки, и стреноженный гигант падает на колени.

Пришла пора освободиться от пут прошлого. Даже если ради этого придется пойти на изменение Конституции. А для этого, в свою очередь, необходимо принять специальный закон о Конституционном собрании, а затем это собрание созвать.

Авторы Конституции 1993 года постарались сделать всё, чтобы обезопасить свое творение от какого-либо вмешательства: по их воле собрание не имеет права вносить в текст Конституции поправки, подобные тем, что позволяют, например, принятой 200 с лишним лет назад Конституции США оставаться живым и динамично развивающимся правовым инструментом. Оно может либо признать неизменность Конституции, либо подготовить и принять новую Конституцию.

Это серьезный шаг, и относиться к нему следует максимально серьезно. Конституции не меняют, как вышедшие из моды перчатки. Но сейчас Россия находится на историческом переломе. Или страна, медленно отступая под натиском Запада, вновь превратится в вотчину либералов и социал-дарвинистов — или же, собрав все силы, сосредоточившись, отстоит свое право на независимость. А для этого ей нужно решительно порвать с наследием 1990-х, в том числе и с правовыми нормами, написанными победителями для побежденных.